Роберт Хайнлайн - Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди]
— Тогда все, что пожелаешь, дорогая Фрайди.
— Да-да… То есть иди ты к черту, Джордж! Я вовсе не хочу, чтобы ты чувствовал себя в долгу передо мной. Я тоже люблю Жанет… По-своему. Этот гад сам подписал себе приговор, когда наставил на нее пистолет. Я сделала это не для тебя, а для себя, и ты мне ничего не должен.
— Дорогая Фрайди, ты такая же любвеобильная, как и Жанет. Я давно это уже понял.
— Ну… Тогда почему бы тебе не затащить меня в постель, где я с удовольствием отплачу тебе за все хорошее? Я понимаю, что я не человек, и не рассчитываю, что ты будешь любить меня, как свою человеческую жену… Ты вообще не будешь меня любить, но… Кажется, я нравлюсь тебе и ты не относишься ко мне как… ну, как отнеслись мои мужья и С-сестры и как большинство людей относятся к ИЧ… Ты не потратишь времени зря, я могу доставить тебе удовольствие, правда, могу. Я так и не сдала экзамен на «подружку», но прошла почти всю подготовку и… я постараюсь.
— Господи, милая моя!.. Кто ж тебя так обидел?
— Меня? Со мной все в порядке. Я просто пытаюсь объяснить, что давно знаю, как устроен этот мир. Я не ребенок и не вчера вышла из яслей. ИЧ не может ждать от рожденного человека сентиментальной любви — мы оба знаем это, и ты понимаешь это лучше других, ты ведь профессионал. Я отношусь к тебе с огромным уважением и, честное слово, ты мне очень нравишься. Если ты позволишь мне лечь с тобой в постель, я приложу все усилия, чтобы ублажить тебя…
— Фрайди!
— Да, сэр?
— Ты не ляжешь со мной в постель и не станешь ублажать меня.
Неожиданно я почувствовала слезы на глазах — вот уж, действительно, редкая штука.
— Простите, сэр, — грустно сказала я. — Я не хотела вас обидеть. Простите, что я осмелилась…
— Черт бы тебя побрал! Прекрати!
— Сэр?
— Прекрати называть меня «сэр». Прекрати вести себя, как рабыня! Называй меня Джорджем. И если хочешь прибавить «дорогой» или «милый», как ты иногда делала раньше, пожалуйста не забывай, как это произносится. Или придумай мне какое-нибудь прозвище… Словом, обращайся со мной нормально, как со своим другом. Всю эту болтовню о «человеке» и «нечеловеке» придумали тупые и невежественные кретины, и уж кто-кто, но любой, как ты выражаешься, профессионал это прекрасно знает. Твои гены — человеческие, их выбирали чрезвычайно тщательно. Возможно, это делает тебя сверхчеловеком, но сделать тебя нечеловеком это никак не может. Ты бесплодна?
— А? Нет, с естественным предохранением.
— За десять минут под местным наркозом я могу убрать это. Потом ты забеременеешь от меня. Твой ребенок будет человеком? Или нечеловеком? Или, может быть, получеловеком?
— Ну… человеком.
— Можешь дать свою голову на отсечение, что именно так! А теперь запомни и никогда не забывай: родить человека может только человеческая мать. Понятно?
— Да… Я не забуду. — Неожиданно я почувствовала какое-то странное волнение, что-то вроде покалывания внутри, там где… Желание? Да, но какое-то не похожее на то, что я обычно чувствую, хотя похотлива я, как кошка. — Джордж… А ты хочешь это сделать? Хочешь, чтобы… Чтобы я забеременела от тебя?
По его лицу было видно, что он очень удивлен. Помолчав, он подошел ко мне вплотную, обеими руками осторожно поднял мне голову и заглянул прямо в глаза. Потом он обнял меня и поцеловал — по десятибалльной шкале мне пришлось бы оценить этот поцелуй в восемь с половиной. Может быть, даже в девять… Вряд ли можно было сделать это лучше — стоя и не снимая одежды. Потом он взял меня на руки, сел в кресло, усадив меня к себе на колени, и начал медленно и как-то очень бережно меня раздевать. Жанет заставила меня одеть ее шмотки, поэтому на мне было разных вещичек, которые куда интереснее снимать, чем обычный спортивный комбинезон. Костюм из суперкожи — выстиранный и выглаженный — отдыхал в моей сумке.
Расстегнув все пуговицы, все «молнии» и сняв наконец с меня все, Джордж сказал:
— Эти десять минут мне нужно было бы провести в моей лаборатории, а потом должно пройти не меньше месяца до твоей первой брачной ночи, так что… Эти два условия спасли тебя от раздутого живота… Да-да, только эти два, ибо фраза, подобная той, что ты произнесла, действует на человеческих особей мужского пола, как красная тряпка на быка. Словом, тебе повезло, и вместо всего этого я собираюсь затащить тебя в постель и постараться ублажить, хотя, признаюсь, я тоже не сдавал экзамен. — Он поставил меня на пол и снял последний клочок одежды, еще остававшийся на мне. — На тебя очень приятно смотреть. И еще приятнее прикасаться… Кто первый идет в ванную? Мне лично нужно принять душ.
— Пожалуй, я — за тобой. У меня это займет больше времени.
И действительно, когда я вышла из ванной, было уже больше двух, но зато я была свежа, чиста и так весела, как, наверное, еще никогда в своей жизни. Ни капли духов — запах свежего женского тела мужчины любят гораздо больше, чем самые тонкие ароматы самой изысканной парфюмерии (пусть даже некоторые из них сами не подозревают об этом).
Джордж лежал в постели, под одеялом и, судя по похрапыванию, уже спал. С величайшей осторожностью я забралась в постель и улеглась рядом с ним, ухитрившись не разбудить его. Честно сказать, я не была разочарована, потому что я вовсе не эгоистка. И потом я пребывала в счастливой уверенности, что он несомненно разбудит меня утром, свежую и отдохнувшую, и это будет гораздо лучше. Лучше для нас обоих — минувший денек был тяжеловат и для меня тоже.
15
Я не ошиблась.
Я вовсе не собираюсь отбивать Джорджа у Жанет, но… С удовольствием думаю о грядущих веселых и радостных визитах к ним в гости. И если он когда-нибудь захочет ликвидировать мою «стерильность», может, будет и неплохо родить от него ребенка и даже сделать это по-кошачьи… Не понимаю, почему Жанет до сих пор не занялась этим.
В третий или четвертый раз я проснулась от дивного запаха — Джордж вынимал завтрак из продуктового лифта.
— У тебя есть двадцать одна секунда на то, чтобы встать с постели и принять душ, — сказал он. — Суп на столе. У тебя был очень правильный завтрак вчера, посреди ночи, следовательно, тебя ожидает совершенно неправильный перекусон.
Я думаю, это действительно неправильно — есть на завтрак свежего омара. Но мне понравилось. К омару были кусочки банана и кукурузные хлопья в молоке — как-то уж слишком правильно, а также горячие сухарики с зеленым салатом. Все это я запила чашкой кофе с цикорием и хорошей порцией бренди. Джордж — замечательный распутник, добрый гурман, дивный шеф-повар и потрясающий целитель душ, который легко может заставить ИЧ поверить в то, что она — человек, или по крайней мере в то, что это не имеет никакого значения.
Кстати, интересно: почему все трое представителей это семьи такие стройные? Уверена, они не сидят на диете и не изнуряют себя мазохистскими упражнениями… Как-то один врач сказал мне, что всю необходимую зарядку человек может делать, не вылезая из постели, если партнер подходящий. Может, от этого?..
Так, это все были хорошие новости, что же касается плохих…
Международный Коридор был закрыт. Можно, конечно, добраться до Дезирада с пересадкой в Портленде, но нет никаких гарантий, что открыт туннель Омаха-Гэри. Можно без проблем попасть в Сан-Диего, поскольку туннель Сан-Жозе открыт от Беллингема до Ла-Джоллы. Но Виксберг — это не Чикагская империя, а лишь речной порт, из которого при деньгах и желании можно попасть туда.
Я постаралась дозвониться Боссу. Через сорок минут я испытывала к синтетическому голосу примерно те же чувства, с которыми большинство людей относится к моей «породе». Кому, интересно, в голову пришла идея — заложить в компьютер «вежливость»? Может быть, в первый раз и приятно слышать машинный голос, произносящий: «Благодарю за терпеливое ожидание», — но уже на третий раз вы испытываете раздражение, а сорок минут такого разговора могут вывести из терпения даже индийского йога.
Я так и не заставила этот дурацкий терминал признать, что дозвониться в империю невозможно. Этот электронный кретин не был запрограммирован на то, чтобы сказать простое «нет», он был запрограммирован на вежливость. А между прочим, было бы хорошим облегчением услышать от него после нескольких бесплодных попыток что-нибудь, вроде: «Кончай насиловать меня, детка, ты же видишь — ничего не выходит».
Потом я постаралась дозвониться до Беллингемского почтового отделения и выяснить, как работает почтовая связь с империей — можно ли черкнуть несколько слов и оплатить их, как обыкновенную посылку, без всяких факсимильных копий, почтограмм и прочей электроники? В ответ мне прочли жизнерадостную лекцию о том, что рождественские послания нужно отправлять заблаговременно. Поскольку Рождество было почти полгода назад, вряд ли я могла расценить это, как своевременное предупреждение.
